Эрин Моргенштерн - Ночной цирк [Litres]
Волшебник был старым и, конечно же, очень мудрым. Долгие-долгие годы он бережно хранил свои тайны, не соглашаясь никого в них посвящать. Но то ли постепенно он забыл, почему так важно, чтобы тайна оставалась тайной, то ли не устоял перед юностью, красотой и хитростью девушки, а может, просто устал или выпил слишком много вина и не понимал, что делает. В общем, не важно, по какой причине, но он открыл девушке свои самые сокровенные тайны, поделился с ней секретами волшебства.
И стоило его тайнам перейти к девушке, как они утратили часть своей силы. Так кошка теряет ворсинки меха, если ее почесать за ухом. Впрочем, его чары по-прежнему были сильны и могущественны, и девушка сумела обратить их против самого волшебника. Обманом она завладела всеми его секретами до последнего. Беречь эти секреты она не собиралась. Возможно, даже записала их, чтобы не забыть.
А самого волшебника она заключила в огромный вековой дуб, вроде того, под которым мы сидим. И чары ее были необыкновенно сильны, потому что это были чары самого волшебника, древние и могущественные, и он не мог их разрушить.
Она оставила его в дереве, и ему неоткуда было ждать избавления, потому что никто не знал, где он. Однако волшебник продолжал жить. Если бы это было возможно, девушка обязательно бы его убила, как только овладела его тайнами, но волшебника нельзя было лишить жизни с помощью его собственных чар. А может, на самом деле она и не хотела его убивать. Вероятно, несмотря на то что ее больше влекли его тайны, чем он сам, все-таки она была к нему немного привязана и решила его пощадить. Она подумала, что будет достаточно просто заключить его в дерево.
Впрочем, дела у нее пошли не так хорошо, как она рассчитывала. Она была беспечна по отношению к украденным ею секретам и даже не пыталась хранить их в тайне, выставляя свои новые умения напоказ при всяком удобном случае. В скором времени волшебство утратило силу, а потом и сама девушка исчезла, и все о ней забыли.
А душа волшебника соединилась с духом дерева. Дерево крепло и росло, его ветви тянулись к небу, а корни все глубже проникали в землю. И частички души волшебника прорастали в листьях, в коре, проникали в древесный сок. Белки разносили по округе желуди, которые роняло дерево, и из них вырастали новые деревья, крепли, набирали силу, и в них тоже жила душа волшебника.
Вот так и вышло, что, потеряв свои секреты, волшебник обрел бессмертие. Его дерево продолжало расти, когда коварная юная красавица уже постарела и утратила былую красоту. В каком-то смысле с годами волшебник стал еще сильнее и могущественнее, чем прежде. И все же, несмотря на это, будь у него возможность повернуть время вспять, он бы бережнее хранил свои тайны, – заканчивает рассказ Виджет.
В шатре вновь воцаряется тишина, но теперь дерево кажется Поппет более живым, чем до того, как она услышала эту историю.
– Спасибо, – говорит она. – Это хорошая сказка. Вроде грустная, а в то же время и нет.
– Всегда пожалуйста, – улыбается Виджет. Он делает очередной глоток, но пунш уже скорее теплый, чем горячий. Мальчик поднимает кружку и держит на уровне глаз, сосредоточенно глядя на нее до тех пор, пока над ней не начинает мягко клубиться пар.
– Разогреешь для меня тоже? – просит Поппет, протягивая ему свою кружку. – У меня никогда толком не получается.
– Зато мне левитация не дается, так что мы квиты, – говорит Виджет. Он с готовностью берет кружку и разогревает напиток, пока над поверхностью не начинает виться дымок.
Он поворачивается, чтобы отдать кружку сестре, однако она выскальзывает из руки и легко плывет по воздуху сама собой. Поверхность напитка чуть дрожит, но в остальном кружка движется так плавно, как будто скользит по столу.
– Хвастунишка, – ухмыляется Виджет.
Они продолжают прихлебывать разогретый пунш, разглядывая черное кружево ветвей над головами.
– Видж? – окликает брата Поппет, прерывая затянувшееся молчание.
– Что?
– Получается, не так уж плохо сидеть взаперти? Все зависит от того, где тебя заперли?
– Полагаю, все зависит от того, по душе ли тебе то место, в котором тебя заперли, – говорит Виджет.
– И по душе ли тебе тот, с кем ты там застрял, – добавляет Поппет, пихая ногой в белом сапоге его ногу в черном.
Смех Виджета отдается гулким эхом под куполом шатра и уносится вверх, к ветвям, усыпанным свечами. Над каждой подрагивает ослепительно белый язычок пламени.
Временные пристанища
Лондон, апрель 1895 г.
Только возвратившись в Лондон, Тара Берджес осознает, что на визитке, которую ей дал мистер Баррис, указан адрес «Мидланд Гранд Отеля», а отнюдь не частного дома.
Визитка несколько дней лежит на столике у нее в гостиной, попадаясь на глаза всякий раз, когда она проходит мимо. Временами Тара совсем забывает о ней, но она неизменно снова напоминает о себе.
Лейни собирается пожить в Италии и настойчиво приглашает сестру устроить себе отпуск и поехать с ней, но ее уговоры тщетны. Тара почти ничего не рассказывает о поездке в Вену, упомянув лишь вкратце, что Итан о ней спрашивал и передавал привет.
Лейни заявляет, что им тоже пришла пора задуматься о переезде и что, возможно, стоит обсудить этот вопрос после ее возвращения.
Тара молча кивает и крепко обнимает сестру на прощание.
Оставшись одна, Тара с отсутствующим видом бродит по притихшему дому. Забывает на диванах и столах недочитанные романы.
Отказывается, когда мадам Падва приглашает заглянуть к ней на чай или составить компанию для похода на балет.
Она разворачивает все зеркала в доме лицом к стене, а те, что ей не под силу развернуть, завешивает простынями, так что они напоминают привидения, поселившиеся в опустевших комнатах.
Она плохо спит по ночам.
Долгие месяцы визитка пылится на столе, терпеливо ожидая своего часа, и вот он настает. Тара кладет ее в карман и выходит из дома. Она садится в поезд, даже не успев подумать, правильно ли поступает.
Раньше ей никогда не доводилось бывать в отеле, примыкающем к вокзалу Сент-Панкрас, но она с первого взгляда понимает, что это может быть только временным пристанищем. Вопреки внушительным размерам здания, от него так и веет непостоянством. Поток населяющих его гостей и туристов никогда не иссякает. Они останавливаются на пару дней, чтобы вскоре продолжить путешествие.
Она обращается к портье, но тот утверждает, что такой гость в их отеле не проживает. Тара несколько раз повторяет имя, однако портье никак не может его разобрать. Она пробует несколько вариантов, поскольку буквы на визитке, полученной от Барриса, смазались, а точно вспомнить, как оно должно читаться, ей не удается. С каждой минутой, проведенной в холле отеля, в ней крепнет уверенность, что она вообще ни разу не слышала, чтобы кто-то произносил это имя вслух.
